Ознакомительная версия.
– А в ней и так ничего хорошего нет, – поморщилась Койныт. – Один и тот же халат уже второй год ношу, у других женщин то соболья шапка, то норковая, а у меня – старая, лисья, обдергайкой хожу.
– Так взяла бы, да как другие женщины, скроила себе новый халат, – заметил Чумбока. – А шапки? Разве я не добыл на охоте самые лучшие меха? Для тебя! Вон, в амбаре они лежат, пылятся, как бы моль не побила!
– Сам шей! – заругалась Койныт. – Некогда мне этими глупостями заниматься. Мне сны нужно глядеть. Вдруг что-нибудь путное прогляжу? Недосуг мне шитьём заниматься!
А Фудин, кстати, все наряды шила себе сама. Такая рукодельница! И о Калгаме не забывала. Сшила ему куртку-капчима, украсила её пуговицами-палима: их Фудин связала из узелков – кропотливая, тонкая работа; не каждая мастерица её выполнит, легче деревянные пуговки у проезжих купцов купить или вообще монетки пришить. Но молодая жена всё любила сама делать.
Капчиму она расшила по вороту и на манжетах ярким орнаментом – замечательно получилось, от восхищения все языками цокали. И сразу нанайскую поговорку вспоминали: «Красивый узор не вышьет женщина с плохим характером».
Калгама на охоту ходил, рыбу ловил. Хорошо молодые жили, не голодали. Не то, что некоторые, которые только чужому достатку завидовали, а сами ни лука в руках держать не умели, ни невод в реку закинуть. Кто же виноват, что плохо живут?
Фудин умела выделывать рыбью кожу. Из неё шила одежду. Давахса – кожа кеты годилась для изготовления халатов, наколенников, обуви. Из курахсы – кожи амура нанайские женщины издревле халаты кроили, да и на наколенники она годилась. Гачахса – щучья кожа шла на обувь, получалась она крепкой и прочной, долго не стаптывалась. Но лучше всего мастерить обувь из домахса – кожи тайменя или нимахса – ленка: износа такой обутке не будет! Крепкая лахса – кожа сома, может, и не такая красивая, но из неё получаются для халатов и штанов-пэру.
Даже нитки Фудин ладила из рыбьей кожи. Для этого брала свежую кожу кеты или краснопёрки, расправляла её на доске и нарезала острым ножом на тонкие полоски. Калгама помогал вытягивать их в ниточки, после чего их развешивали для просушки. Крепкими нитки получались; постараться надо, чтобы разорвать.
О красавице-искуснице прослышала Амбакта. Она жила в пещере вместе с братом Хондори-чако. Оба были бусяку, но никто не знал, что они злые духи. Амбакта, как людей увидит, сразу красивой девушкой оборачивается. Никто и не догадывался: миловидное личико – лишь маска, а белозубая улыбка страшные жёлтые клыки скрывает. Хондори-чако тоже умел притворяться: робкий, слова лишнего не скажет, а если скажет, то шепотом, потому что боится – его выдаст грубый, резкий голос. Когда он рычал, то даже тигры поджимали хвосты, как пугливые собаки.
Амбакта давно Калгаму знала, и он её тоже знал. Она не скрывала от великана, что на самом деле никто иная, как бусяку. Считала: если великан не как все, то и в жены возьмёт не обычную женщину, а чертовку. Но Калгама внимания на Амбакту не обращал, как она ни старалась: уж и так, и эдак вертелась-завлекала, ему хоть бы что, лишь досадливо отмахнется как от надоевшей мухи. Можно было даже подумать: женщины вообще его не интересуют. А тут – пожалуйста, привёз откуда-то молодую супругу, да притом писаную красавицу! Ну, никак Амбакта этого стерпеть не могла.
– А! Теперича знаю, какие женщины тебе нравятся! – Амбакта мстительно сощурила свои и без того узенькие чёрные глазки. – Всё равно ты будешь мой!
Обернулась она обычной девушкой, надела старый халат, рваные пэру натянула, обулась в оло – это куски сыромятной кожи, их обматывали вокруг ступни, подвязывали к ноге ремешками. В одну руку посох взяла, в другую укулча – женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Посмотришь: бедная сиротинушка, одна-одинёшенька на всём белом свете, идёт-бредёт, куда глаза глядят.
Пришла Амбакта на крутояр, где Калгама с Фудин жили. Робко в дверь постучала:
– Люди добрые, дайте сироте воды напиться!
Открыл Калгама дверь:
– Здравствуй! И воды дадим, и накормим. Входи, не стесняйся! Гость на пороге – праздник в доме.
Не узнал великан Амбакту. Решил: и вправду бедная девушка пришла, нуждается в людской помощи.
– Куда путь держишь? – спросила Фудин гостью.
– Ищу лучшей доли, – потупила глаза Амбакта. – Никому-то я не нужна! Одна-одинёшенька на всём белом свете…
– Каждый человек кому-нибудь да нужен, – ответила Фудин. – Найдешь ещё своё счастье.
– Издалека, видно, идёшь: одежда поизносилась, оло истоптались, – заметил Калгама. – Отдохни у нас. Фудин поможет халат подлатать, я новые оло тебе сделаю, мне нетрудно. Да и голодная ты. Поешь чего-нибудь…
Смотрит Амбакта: в берестяных мисках полно мяса холодного, на липовых дощечках – отварная рыба кусками лежит, полоски юколы с капельками янтарного жира. Так бы всё и проглотила! Но нельзя, ей нужно робкой и несчастной притворяться. Но хлебнула-таки немножко буды – несоленого рисового отвара, мяса и рыбки по кусочку отщипнула.
– Ещё ешь, не стесняйся! – приглашает Фудин. – Калгама завтра опять на рыбалку пойдёт, ещё сазанов поймает.
– Спасибо, – робко прошептала Амбакта, а сама думает: «Знала бы ты: ваше угощенье – мне на один укус! Да и тебя бы я съела, вон ты какая вся ладная, аппетитная. А то, что великан завтра уйдёт, это мне на руку. Выполню задуманное!»
Калгама с Фудин предложили бедняжке остаться у них. Жена взялась штопать её халат, Амбакта тоже достала нитки из укулча – хочет помогать. Но Фудин посмотрела на них, отмахнулась:
– Никуда не годятся! Они гнилые, сразу порвутся. Где-то ты их намочила.
– Через реки переходила, по болотам брела, – врёт Амбакта. На самом-то деле нитки у неё в сыром углу пещеры лежали.
– Я тебя научу делать нитки из рыбьей кожи, – пообещала Фудин. – А если хочешь, то подарю и согбо – костяной нож для снятия рыбьей кожи. Калгама мне новый сделает.
– Ох, какая ты добрая! – похвалила её Амбакта, а сама думает: «Не делай добра – не получишь зла! Меня бесит, когда люди позволяют себе добрыми быть. Никому ничем не желаю быть обязанной, вот так!»
– Что ты там шепчешь? – спросил Калгама. – Не стесняйся, говори громче.
– Спасибо говорю, – солгала Амбакта. – Добрые вы люди. Редко таких встречала.
Долго ли, коротко ли – ночь наступила. Хозяева положили Амбакту спать на лежанку у окна. Только она всю ночь глаз не сомкнула, всё к молодым прислушивалась, да злобные думки думала.
Утром, чуть свет, Калгама взял рыбацкие снасти и на Амур ушёл. А Фудин затопила голден-очаг, котёл с водой подвесила: собралась мясо варить. Амбакта сделала вид, что только что проснулась, потянулась, сладко зевнула:
– Надо ли чем помочь тебе?
– Сходи насобирай сладких травок, – попросила Фудин. – В мясо их накрошим, вкусно будет!
Пошла Амбакта травы собирать, а в густых зарослях орешника братец Хондори-чако поджидает её.
– Ну, что? – спрашивает сестрицу. – Скоро ли свеженинки попробуем? Проголодался я! Хочу человечинки!
– Э, нет! – ответила злодейка. – Мы Фудин не станем сразу есть. Я по-другому всё придумала. Возьму её одежду, наряжусь как она, обернусь лицом на неё похожей – стану с Калгамой жить. А ты забирай Фудин в пещеру. Только, прошу, один её не ешь. Погоди, вернусь – вместе ею полакомимся…
– Ладно, – сказал Хондори-чако. – Так и сделаем.
Вернулась Амбакта с корзинкой сладких трав. Приготовили они с Фудин обед. Вкусно поели, и тут злодейка вдруг спрашивает:
– Фудин, вот у мужчин есть обычай брататься. А у женщин как его правильно назвать? Очень ты мне понравилась, хочу быть тебе всё равно что сестра…
– Да и я не против, – отвечает Фудин. – Ты девушка скромная, приветливая. Мужчины становятся назваными братьями, а ты будешь мне названной сестрой. Только не знаю, что для этого сделать нужно.
– А давай так, – предложила Амбакта, – ты мою одежду наденешь, я – твою. Поменяемся – названными сёстрами станем.
Поменялись они халатами. Сидят, радуются: сёстры теперь!
Ознакомительная версия.
